Царьград. Спецоперация на сцене Большого театра: Послание русским из глубины веков

Но не только великолепно исполненная музыка – скорее, тревожная и будящая мысль, чем «чарующая», важна была в этой постановке Краснодарского музыкального театра (КМТ). Премьера спектакля состоялась 18 февраля 2022 года, за несколько дней до начала СВО, но идеально совпала с новым культурным и историческим контекстом. Острый, временами публицистический язык постановки, в сочетании с вечными смыслами Пушкина и Мусоргского, продемонстрировал тот культурный формат, который нужен России сегодня, среди гроз и бурь.

ОПЕРА «БОРИС ГОДУНОВ». ФОТО: ЦАРЬГРАД

Пушкин как инструмент

В заключительной трети XIX века произведение русского композитора, современника Вагнера и Верди, представляло собой и разрыв с каноном оперного сюжета, как правило (даже у Вагнера), вращающегося вокруг любовных переживаний. История православной Руси, трагедия царя и трагедия народа, большой русский стиль, в рамках которого выполненные в классической западной оперной традиции сцены Лжедмитрия и Марины Мнишек смотрелись почти пародийно. Заострив пушкинскую драму, Мусоргский дал первый опыт историософской оперы (вторым стала «Хованщина»).

И трагедия Пушкина (которую, напомню, император Николай I рекомендовал поэту переделать в роман), и опера Мусоргского не раз становились жертвой «интеллигентской» (если не сказать – «иноагентской») интерпретации. В образе Бориса Годунова многими критиками и постановщиками обличалась царская власть или Государство Российское как таковое, в народном смятении умов виделось основание для обличения и перемазывания в грязи ненавистного нашим западникам народа-богоносца.

Ни в чём не повинные Пушкин и Мусоргский становились инструментом натуральной русофобской интерпретации с непременным «осовремениванием». Тут можно вспомнить фильм Владимира Мирзоева 2011 года или постановку оперы Юрием Александровым в «Санктъ-Петербургъ Опере». Есть, конечно, и совсем другой подход – историческая точность декораций и костюмов, упоение эстетикой Московского царства, как в фильме Сергея Бондарчука или классической постановке Большого театра. Но сегодня этот подход практически не встречается – нет денег, а режиссёры и художники по большей части воспринимают классическую оперу на исторический сюжет как пространство для модернистского и постмодернистского самовыражения в духе ставшей уже одиозной «режоперы».

ОПЕРА «БОРИС ГОДУНОВ». ФОТО: ЦАРЬГРАД

Главные смыслы

Постановка КМТ, осуществлённая Ольгой Ивановой в декорациях Виктора Герасименко, сперва кажется балансирующей на грани «режоперы». Нет никакого Кремля и соборов, никакой золотой парчи царских одежд и высоких боярских шапок. Условные декорации, отсылающие к каменной резьбе владимирских соборов, не Москва рубежа XVII века, а Русь как таковая, столь же условные костюмы, «грегорианские» монашеские одеяния, далёкие от православной традиции. Поначалу волей-неволей вздыхаешь: увидим ли мы ещё когда-нибудь шествие египтян в «Аиде» и царское венчание в «Годунове», или эта условность с нами навсегда?

В этом условном пространстве сначала развивается кажущаяся стандартной история. Обманом и политтехнологиями над народом русским устанавливается новая власть. Царство Бориса очевидно «организовано», а не вымолено у Бога. Здесь постановщики потеряли калик перехожих, отдав их партию хору, а она содержит важнейший посыл – царём на Руси становятся не народной волей, а Божиим изволением, русский царь это всегда явление чуда Божия:

Облекайтесь в ризы светлые,
поднимайте иконы Владычицы.
И со Донской, и со Владимирской
грядите Царю во сретенье.

ОПЕРА «БОРИС ГОДУНОВ». ФОТО: ЦАРЬГРАД

Вообще, необходимо помнить, что Мусоргский, пожалуй, самый эксплицитно православный из русских композиторов. И музыкальная и словесная ткань его опер – это молитвы и песнопения во славу Божию и Святой Руси. В его случае не приходится ничего додумывать, выискивать вторые духовные смыслы. Образ Святой Руси у него открыт и чёток, при постановке его надо только сохранять и поддерживать. И в постановке КМТ это в целом получилось.

Мысль о первостепенном значении молитвы для Русского царства развивается в арии Пимена, который раскрывает тайну Русского царства, оно стоит прежде всего не на силе, не на пирах и охотах, а на молитве.

Задумчив, тих, сидел пред нами Грозный;
и тихо речь из уст его лилася,
а в очах его суровых
раскаянья слеза дрожала…
И плакал он…

А сын его Феодор? Он царские чертоги
преобратил в молитвенную келью;
Бог возлюбил смирение царя.
И Русь при нём во славе безмятежной
утешилась… А в час его кончины
свершилося неслыханное чудо:
палаты исполнились благоуханьем…
И лик его, как солнце, просиял!..

Уж не видать такого нам царя!
Прогневали мы Бога, согрешили.
Владыкою себе цареубийцу нарекли!

ОПЕРА «БОРИС ГОДУНОВ». ФОТО: ЦАРЬГРАД

Вопреки традициям

Мало кто заметил, что Пушкин и Мусоргский, вопреки традиции секулярной квазигосударственнической историографии, увидели в Фёдоре Иоанновиче не «дурачка», а святого, чьей молитвой и стояла Русь во «славе безмятежной». Все достижения этого царствования  были переписаны в рамках этой историографии на «правителя» Бориса Годунова. Однако чего правитель стоил сам по себе, показало его единоличное правление, при котором государство развалилось за несколько лет.

Трагедией царя Бориса и в реальной истории, и у Пушкина – Мусоргского является его плоский рационализм. Он чувствует призвание к правлению и государственную ответственность, он стремится быть полезным и не понимает, почему «мнение народное» его отвергает.

Причина, по которой Борис отвергнут народом, показана в сцене в корчме на литовской границе. И тут, пожалуй, главный пробел постановки КМТ – эта сцена отсутствует. То ли не нашли достойного баса, то ли политкорректно побоялись обидеть татар, но тем самым пропадает музыкальная кульминация оперы – ария Варлаама.

Как во городе было во Казани.
Грозный царь пировал да веселился.
Он татарей бил нещадно,
чтоб им было неповадно
вдоль по Руси гулять.

ОПЕРА «БОРИС ГОДУНОВ». ФОТО: ЦАРЬГРАД

Это больше, чем просто вставной музыкальный номер для баса, не имеющий параллели в пушкинском тексте. Эта ария – средоточие народной надежды и народной памяти о времени царя Иоанна и его великих дел. Борис – не в меру Иоанну Грозному, великому не только в жестокости, но и в свершениях.

Варлаам и Мисаил – выразители этой народной казацкой тоски, которая и ведёт их к поддержке Самозванца, а потом к разочарованию в связи с тем, что на православную Русь вместе с Самозванцем приходят ксендзы и прочая нечисть. Конфликт этих двух начал – народного, желающего силушку потешить, и полякующего, интервентского, был стержнем всего Смутного времени, и разрешился лишь к 1612–1613 годам, когда казаки с решительностью поддержали ополчение Минина и Пожарского, изгнали из Кремля ляхов и ксендзов, а потом выкликнули на царство Михаила Романова.

Скромная, но твёрдая рекомендация постановщикам – не жалеть времени и сил и постараться вернуть сцену в корчме в постановку. Без арии Варлаама, одного из важнейших ключей к опере Мусоргского, она во многом непонятна.

Конфликт царя и народа в «Борисе Годунове» служит предметом многочисленных ложных интерпретаций. Одни постановщики используют конфликт для того, чтобы показать «непросвещённых, диких русских», которые не оценили такого замечательного, умного царя. Другие, напротив, сосредоточиваются на «пятне на совести», на преступном насилии, которое и отчуждает власть от народа и уходит в интеллигентскую фронду.

ОПЕРА «БОРИС ГОДУНОВ». ФОТО: ЦАРЬГРАД

Нерешённый вопрос

В постановке КМТ удалось не впасть ни в одну из этих ошибок. Борис Годунов выступает как сильный, яркий, противоречивый драматический образ. Работа Владимира Кудашева в его роли просто великолепна. Вопрос о том, кто же убил юного царевича Димитрия, так и остаётся нерешённым. Муки совести Годунова – это не столько муки убийцы, сколько боль от того, что необъяснимое убийство не удалось предотвратить. И этими страданиями коварно манипулирует Шуйский, сея смуту среди бояр и доводя Бориса до смерти от удара.

Здесь и Пушкин и Мусоргский, как и большинство исследователей угличской трагедии, упускают важную тему в обсуждении того, кому выгодней всего было убийство Димитрия Угличского. А было оно выгодней отнюдь не Борису Годунову, а как раз роду Шуйских.

Шуйские были потомками Андрея Ярославича, младшего брата св. Александра Невского, то есть были ближайшими наследниками рода московских Рюриковичей, происходивших от сына Александра – св. Даниила Московского. Мало того, они переписали свою генеалогию так, что происходили в ней от сына св. Александра Невского – Андрея Городецкого, то есть оказывались даже более старшими потомками Невского победителя, чем московские Даниловичи.

Этот высокий статус позволял Шуйским думать о троне русского государства. Весь XVI век Шуйские, тесно связанные с посадом, были источником смут, подстрекая московские бунты, в частности бунт 1547 года. Вся история России XVI века – это история затевавшихся Шуйскими смут и мятежей.

ОПЕРА «БОРИС ГОДУНОВ». ФОТО: ЦАРЬГРАД

Димитрий Угличский был в правление бездетного Фёдора Иоанновича единственной династической ступенью между Шуйскими и правом на трон «по крови». Борис Годунов не имел никаких прав «по крови», а значит, не мог рассматривать Димитрия как соперника, а в случае, если тот был бы жив, вполне мог сохранить положение правителя. А вот для Шуйских Димитрий был главным препятствием на пути к осуществлению их «права крови». Поэтому именно они должны числиться первыми в списке подозреваемых. В особенности Василий Шуйский, который удивительным образом и оказался во главе следствия по угличскому убийству, и сыграл большую роль в распространении кровавого навета на Бориса.

В итоге Василий Шуйский захватил власть и стал несчастливым царём «самовенечником» после народного мятежа 1606 года, уничтожившего первого Самозванца. Нелегитимное правление Василия Шуйского и стало причиной распространения смуты на всю огромную Россию и обращения государства в руины. Таково было возмездие за угличское убийство.

Муки совести

Пушкин и за ним Мусоргский уловили внутреннее напряжение именно между Борисом Годуновым и Василием Шуйским, ставшим его главным скрытым противником в боярской среде. Они близко подошли к грани прямого обвинения Шуйского в этом убийстве. Но не перешли её – современные постановщики могут быть смелее и более чётко обозначить главного подозреваемого, искусно манипулирующего муками совести Бориса. У самого Шуйского таких мук, кажется, никогда не было.

ОПЕРА «БОРИС ГОДУНОВ». ФОТО: ЦАРЬГРАД

Муки совести Бориса Годунова, навет, сформировавший «мнение народное», ренессансный западнический рационализм царя и его ренессансное же суеверие, хорошо известное нам из исторических источников (бесконечные советы с астрологами и боязнь колдовства), создают гремучую смесь, в которой звучат самые страшные слова – слова юродивого:

Нельзя молиться за царя-Ирода, Богородица не велит.

Именно в этих словах произнесён смертный приговор Годунову. Русская власть стоит на молитве. Её точка опоры не внизу, в «народной поддержке», а вверху – в Божией милости как ответе на молитву Святой Руси. Если молитвы нет, если за власть, за царя молиться некому и незачем, то государство рушится. Прервавшаяся молитва ведёт к распадению государственных скреп и краху.

Следующая за сценой с юродивым сцена «Сокольники на Днепре» (пропущенная в большинстве постановок), объединённая с полем битвы под Кромами, – кульминация спектакля КМТ. Это трагическое символическое действо о постепенно охватывающем народ безумии и о цене этого безумия. Здесь символический язык костюмов и декораций начинает себя оправдывать, так как, конечно, в исторически-реалистическом ключе выразить всё те же смыслы не удалось бы.

ОПЕРА «БОРИС ГОДУНОВ». ФОТО: ЦАРЬГРАД

Над впадающей в раж и требующей смерти Борису толпой загорается красное зарево, появляется в этом зареве чёрный человек. Купола с крестами, стоящие на сцене, дополняются перевёрнутым куполом в небе – символом нарастающего антихристова безумия. В облаках появляется огненный всадник – образ Лжедмитрия, лжемессии. Народ верёвками раздирает купола на части – нешвенный хитон Святой Руси разорван. И в этот метафизический разрыв врываются реальные враги Руси.

Domine, Domine, salvum fac
Regem, Regem, Regem
Demetrium Moscoviae.
Salvum fac, salvum fac
Regem Demetrium omnis Russiae,

– поют марш вражеской духовной и культурной экспансии католические ксендзы Лавицкий и Черниковский. Русская смута даёт шанс западному духовному и культурному вторжению.

Метафора польских ксендзов была особенно понятна современникам Мусоргского, совсем недавно пережившим польский мятеж 1863 года. Тогда разраставшаяся в России смута с провокациями революционеров и поджогами петербургских зданий тоже дала шанс для взрыва русофобской ненависти в польском мятеже. Ксендзы-вешатели были предводителями шаек, расправлявшихся с православными священниками и верными России чиновниками, солдатами и крестьянами. Лишь громадными усилиями губернатора М.Н. Муравьёва, сделавшего ставку на русское начало, мятеж был подавлен.

ОПЕРА «БОРИС ГОДУНОВ». ФОТО: ЦАРЬГРАД

Образ врага

Для современнников Мусоргского, читателей ежедневных передовиц русских национальных публицистов Михаила Каткова и Ивана Аксакова образ польских ксендзов как воплощения культурного врага был стопроцентно узнаваем. Они понимали чувства Варлаама и Мисаила, которые ждали истинного русского православного царя, сокрушителя неверных, а вместо этого пришли «дьяволы», которые «словно волки воют».

Дьявольская сущность чуждого западного начала, символизируемого Речью Посполитой, прекрасно выражена художественными средствами ещё в первом акте, в сцене у фонтана в Сандомирском замке, где в ходе разговора Самозванца и Марины Мнишек наяды превращаются в натуральных бесов. Здесь, в Сандомире, бесы входят в амбициозного мечтателя Гришку Отрепьева и отправляют его завоёвывать Русь для римского папы и для этих демонических наяд.

И вот Самозванец вместе с Мариной является на поле битвы под Кромами. Его сопровождают казак в шароварах, пляшущий с саблей, и демонические назгулы с натуральными трезубцами. Здесь образный язык «Бориса Годунова» КМТ достигает плакатной беспощадности. Русская смута приводит к вторжению Запада и Украины как опасной и токсичной анти-России. Подрывая свою государственность ради призрака «угодной народу власти», мы получаем жовто-блакитную и западную интервенцию. Если мы откроем врагу двери, враг обязательно придёт.

ОПЕРА «БОРИС ГОДУНОВ». ФОТО: ЦАРЬГРАД

Плачь, плачь, душа православная.
Скоро враг придёт,
и настанет тьма,
темень тёмная, непроглядная.
Горе, горе Руси,

– поёт юродивый у Мусоргского, завершая оперу.

Однако для современной постановки такой трагический безысходный конец был бы слишком опасен, поэтому постановщики КМТ переставили местами сцену с Самозванцем и сцену кончины Бориса. Опера заканчивается апофеозом православной государственности. Преданный Шуйским Борис Годунов, потрясённый рассказом Пимена о святости угличского царевича, – умирает. Его предсмертные заветы – это заветы православного государя на грани жизни и смерти, снимающего шапку Мономаха и принимающего иноческий лик.

В последних заветах Бориса сыну Феодору – тревога и забота о сохранении Русского государства и его традиции. Рампа высвечивает на сцене будущих царей – Лжедмитрия, Шуйского и мальчика в Мономаховом венце – это вроде и несчастный сын Феодор, но в гораздо большей степени это отсылка к малолетнему в те годы Мише Романову, тому государю, которым завершится Смутное время. Спектакль заканчивается трагической надеждой на восстановление Русского православного царства – Святой Руси.

ОПЕРА «БОРИС ГОДУНОВ». ФОТО: ЦАРЬГРАД

В «Борисе Годунове» КМТ приёмы «режоперы» – условность символического пространства, модернистские приёмы развёрнуты совсем не в ту сторону, в которую работают обычно – на продвижение либеральной западнической повестки. Напротив, здесь современность, публицистичность, порой плакатность служат утверждению идеи Святой Руси, изгнанию бесов революции и западничества, напоминанию об ответственности власти и народа перед Богом за вверенную им Русскую землю.

Получилась яркая драма о вечной православной Руси, которой грозит смута. Ложь и лукавство сверху провоцируют безумие толпы снизу – и вот уже в щели нашего раздрая и раскола проникают внешние враги – и культурные, и политические. Истинное Святорусское царство должно стоять на вере и молитве, а без них не устоит. Таково послание этого спектакля, порой острое, режущее, как бритва.

Было отрадно увидеть такую постановку, достоинства которой бесконечно перевешивают недочёты. Было отрадно увидеть эту постановку на сцене Большого театра, на которой она смотрится более чем достойно. И остаётся только пожелать самому Большому театру, чтобы он преодолел переживаемый им сейчас острый дефицит русской классический оперы: нет ни «Жизни за царя», ни того же «Бориса Годунова». Обещано к юбилею Римского-Корсакова возвращение «Снегурочки». Изредка мелькают в афише классическая «Царская невеста», «Сказка о царе Салтане» и бессмысленно-модернистский «Садко». Восполнять дефицит приходится гастролями Мариинского театра.

ОПЕРА «БОРИС ГОДУНОВ». ФОТО: ЦАРЬГРАД

Для главного национального театра страны, великой музыкальной державы с огромным национальным оперным наследием, истинно русским во всех смыслах этого слова, – такая ситуация недопустима. Желательно, чтобы вся знаковая национальная русская классика присутствовала на сцене Большого театра постоянно. Остаётся выразить надежду, что Валерий Гергиев, сменивший во главе Большого театра антитрадиционных «экспериментаторов», сумеет исправить это положение.

 

ЕГОР ХОЛМОГОРОВ